Наташа Ростова и раненые в романе "Война и мир": текст эпизода, сцена, отрывок, фрагмент

Французы расстреливают
поджигателей в Москве.
Художник Л. О. Пастернак 

Наташа Ростова является одной из главных героинь романа "Война и мир" Толстого. 

В этой статье представлен текст эпизода "Наташа Ростова и раненые", сцена, отрывок, фрагмент из произведения. Данный эпизод можно найти в томе 3 части 3 главе XVI.
Смотрите:
- Все материалы по роману "Война и мир"

Краткое содержание эпизода "Наташа Ростова и раненые"

Во время нашествия Наполеона в 1812 г. на Москву семья Ростовых эвакуируется из города. Ростовы собирают свои ценные вещи, которые имеются в доме. Наташа Ростова считает, что вместо личных вещей они должны вывезти из Москвы как можно больше раненых, которые находятся у них под опекой после Бородинского сражения. Графиня-мать Ростова хочет увезти из Москвы как можно больше имущества, а не раненых.

Узнав, что мать отказывается вывозить раненых из Москвы, Наташа стыдит ее и просит одуматься. Графиня-мать уступает дочери и разрешает использовать все доступные подводы (повозки), чтобы вывозить раненых.

Наташа очень рада, что убедила семью сделать это доброе дело. Наконец Ростовы и раненые покидают Москву. По стечению обстоятельств среди этих раненых оказывается Андрей Болконский.



Эпизод "Наташа Ростова и раненые" — текст эпизода, сцена, отрывок, фрагмент

Глава XVI

<...>  

Берг сидел подле графини и родственно-почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря, ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.

— Это гадость! Это мерзость! — закричала она. — Это не может быть, чтобы вы приказали.

Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.

— Маменька, это нельзя, посмотрите, что́ на дворе! — закричала она, — они остаются!...

— Что́ с тобой? Кто они? Что́ тебе надо?

— Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что̀ не похоже... Нет, маменька, голубушка, это не то, простите пожалуста, голубушка... Маменька, ну что́ нам то, что́ мы увезем, вы посмотрите только, что́ на дворе... Маменька!.. Это не может быть!..

Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.

Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.

— Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому-нибудь! — сказала она, еще не вдруг сдаваясь.

— Маменька, голубушка, простите меня.

Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.

— Mon cher, ты распорядись как надо... Я ведь не знаю этого, — сказала она, виновато опуская глаза.

— Яйца... яйца курицу учат... — сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.

— Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. — спрашивала Наташа. — Мы всё-таки возьмем всё самое нужное... — говорила Наташа.

Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.

Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтоб отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но напротив казалось, что это не могло быть иначе; точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.

Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными, бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было всё равно, оставлять всё или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то, и отдать еще и еще подводы.

— Четверых еще можно взять, — говорил управляющий, — я свою повозку отдаю, а то куда же их?

— Да отдайте мою гардеробную, — говорила графиня. — Дуняша со мной сядет в карету.

Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно-счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.

— Куда же его привязать? — говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, — надо хоть одну подводу оставить.

— Да с чем он? — спрашивала Наташа.

— С книгами графскими.

— Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.

В бричке всё было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.

— Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? — кричала Наташа.

Соня, не переставая, хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться, записывала их по желанию графини и старалась захватить с собой как можно больше.



XVII.

Во 2-м часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными, одна за другою, съезжали со двора.

<...>

Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно-подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.

Это был текст эпизода "Наташа Ростова и раненые" Льва Толстого, сцена, отрывок, фрагмент из тома 3 части 3 главы XVI.

Смотрите:
- Все материалы по роману "Война и мир"